Историческая справка

Герб Большеижорского городского поселения утвержден Решением Совета депутатов муниципального образования «Большеижорское городское поселение» Ломоносовского муниципального района Ленинградской области № 50 от 19 сентября 2007 года.

Описание герба:

«В лазоревом поле золотая пониженная многолучевая звезда, сопровождаемая вверху серебряной летящей чайкой с воздетыми крыльями».

Герб внесен в Государственный геральдический регистр под №3630.

Материалы геральдического архива В.Маркова cо ссылкой на информацию от К.Башкирова (г.Санкт-Петербург). Рисунок веб-оптимизирован для «Геральдикума» Ю.Калинкиным

 

Часть 1.

Большая Ижора расположена в одном из красивейших мест Ленинградской области, в 12 километрах от районного центра города Ломоносов.

В прошлом большое церковное село Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 27 августа 1939 года было преобразована в рабочий поселок. В состав поселка кроме села вошли деревня Сагомилье, Верхний и Приморский хутора, а также группа домов вдоль дороги.

Уже к концу 19 столетия Большая Ижора получила известность как благоприятная и красивая по природным условиям дачная местность. Сосновый лес, близость залива, морской воздух, мелководная прибрежная полоса, чистый песчаный берег с высокими мелкопесчаными дюнами – всё это обуславливало хорошие условия летнего отдыха: купание, солнечные ванны и дорогу к ним. Если к этому добавить обилие грибов и ягод, а также удобное природное сообщение, то все это вместе взятое придавало специфический уклон экономическому развитию и занятости населения.

В Большой Ижоре уже в 1890-е годы летом отдыхали видные ученые – любители природы из Петербурга. В их числе хирург Военно-медицинской академии профессор Иван Эдуардович Гаген — Торн, профессор Военно-медицинской академии зоолог Николай Александрович Холодковский профессор естествознания орнитолог Валентин Львович Бианки – отец выдающегося детского писателя виталлия Валентиновича Бианки и другие известные в Петербурге и стране люди.

В первое десятилетие XX века здесь образовался большой благоустроенный дачный поселок, получивший название Приморский хутор, где проводили лето состоятельные люди из Кронштадта и Петербурга. В районе Большой Ижоры в прибрежном сосновом бору ежегодно до первой мировой войны стояли палатки летних лагерей воинских подразделений царской армии.

В годы советской власти район Большой Ижоры становится местом отдыха широких масс трудящихся из больших городов. Впервые после тяжелых лет гражданской войны, в 1922 году, на дачах Приморского хутора проводят свое пионерское лето дети рабочих из города Кронштадта. Ещё до Великой отечественной войны в летние месяцы начали действовать детские оздоровительные учреждения – пионерские лагеря, детские сады, проводят свой летний отдых семьи рабочих и служащих из ближайших городов. Здесь же, в Большой Ижоре, на даче кандидата исторических наук Нины Ивановны Гаген — Торн в 1930 году существовал своеобразный писательский пост. Собирались известные советские писатели: Николай Семенович Тихонов, Ольга Дмитриевна Форш, Михаил Леонидович Слонимский, Николай Николаевич Никитин и Илья Александрович Груздев.

После Великой отечественной войны поселок становится по – настоящему местом массового отдыха трудящихся. Здесь строятся дачные домики, и прочно обосновались сотни садоводов – любителей из Ленинграда, Кронштадта, и Ломоносова. Большая Ижора привлекает и людей, занимающихся разными видами спорта. В свое время ежегодно проводились межобластные мотогонки по пересеченной местности. Леса, богатые грибами и ягодами, в летние месяцы радуют любителей тихой охоты. Не уменьшается многолюдье в наших краях и зимой. Не только за счет любителей лыжных походов по живописным местам, но и, главным образом, за счет рыбаков – любителей подледного лова.

А теперь вернемся к истокам – “откуда пошла есть Большая Ижора ”. У поселка интересная и богатая история, он возник, как повествуют предания в XV веке. Это было небольшое поселение племени ижора, которое обосновалось на прибрежной возвышенности южного берега Финского залива по обоим берегам Черной речки (на ижорском языке Сапой Йожи). Ижора или ингры – народы прибалтийско – финских племён карельского происхождения, населявшие наряду со славянами Водскую пятину Великого Новгорода. Ижорский язык имеет много общего с карельским. Переселение ижоры на новгородскую землю относится к XI – XII векам. Д. В. Вубрих в своей книге “Происхождение Карельского народа ” (Петрозаводск, 1947г.) пишет: “Первые сведения о племени карола встречаются в исторических документах 800-х годов. Позже корела как название племени употребляется в русских источниках. В 1100-х годах корела разделилось на пять равных групп. Одна из них основалась на побережьях Невы и реки Ижора. Эта группа получила название ижоры или ингрикот. Многие употребляемые ижорами термины закрепились в географических названиях Ленинградской области. Сама территория, заселенная ижорой, получила название Ижорская земля или Ингрия. При Петре 1 она вошла в Ингерманландскую губернию, переименованную в 1719 году в Санкт – Петербургскую.

В начале XVIII века, после освобождения Петром от шведского владычества русских земель на южном берегу Финского залива, для заселения края, где не хватало рабочих рук, по приказу царя на берег Финского залива переселились крестьянские семьи из центральных губерний России. В то же время, к поселению ижоры на левом берегу Чёрной речки присоединились и переселённые из центральных губерний семь крестьянских семей.

Новоселы вначале обосновались отдельными поселениями несколько западнее от ижор. Они принесли с собой свою более высокую культуру земледелия. Ижоры же занимались в основном рыболовством и охотой. Со временем переселенцы сроднились и смешались с племенем ижора, обосновали вдоль левого берега реки единую деревню, получившую название Большая Ижора. За прежним местом сохранилось ижорское название Ванхат сиат, то есть старые места. Ижоры приняли от переселенцев и православную веру, а переселенцы, сроднившись с племенем ижора, освоили их разговорный язык, знание которого старшее поколение коренного населения Большой Ижоры сохранило до настоящего времени.

С постройкой в начале 19 века первой деревянной церкви Большая Ижора становится центром большого, довольно богатого, церковного прихода, охватившего более десяти деревень. В него входили деревни Пеники, Малая Ижора, Малое Коновалово, Новая Красная Горка и другие, в том числе и Лоцманское селение в Лебяжье, где своей церкви ещё не было.

Несколько своеобразную историю имеет другая часть поселения племени ижора, обосновавшееся на правом берегу Черной речки и получившая название Сагомилье. В отличие от Большой Ижоры, где жители, сроднившись с переселенцами из центральных губерний России, получили по церковным записям русские фамилии: Петровы, Степановы, Ефимовы, Борисовы, Звонковы и так далее, население этой части племени ижора уже при образовании деревни Сагомилье имело общую фамилию Карху. Существует предание, что кличку Кархут (в переводе с ижорского медведь) носили жители поселения ижоров на правом берегу речки, так как занимались охотой, а при крещении в лютеранство, которое насильно проводили шведские власти, занимая земли южного побережья Финского залива, эта кличка стала общей фамилией всего тогдашнего поселения. Эту редкую для Ленинградской области фамилию Карху в 1870 году носила вся деревня Сагомилье, то есть 27 крестьянских семей, хотя они не были в родстве между собой. Наименование Сагомилье деревня получила позднее из-за мельницы, которая появилась в начале 19 века на Черной речке и имела пилораму. Отсюда и название деревни – Сагомилье. В переводе с финского сагамюллю – пила и мельница.

Несмотря на сложившееся различие в вероисповедании, обе деревни жили очень дружно. Некоторые семьи находились в близких родственных связях. В условиях общинного землепользования совместно решались и главные вопросы крестьянской жизни. Они сообща справляли все многочисленные праздники. Дети крестьян ходили в одну русскую церковно – приходскую школу, существовавшую с середины 18 века, пока в деревне Дубки в 1913 году не была построена школа. Веками складывавшиеся местные географические термины и общие этнографические особенности обеих деревень дают основание для того, чтобы прошлое обеих деревень рассматривать в единстве. Само поселение племени ижора существовало издавна. Его с полным правом можно считать одним из старейших в прибрежной полосе нынешнего Ломоносовского района.

Ижоры имели свою географическую терминологию. Основанный в 1703 году на острове Котлин город Кронштадт, называли не иначе как Саар, то есть Остров. Город Ораниенбаум, основанный в 1710 году – Кааростой. Это название, вероятно, возникло из-за ранее существовавшего здесь поселения у реки Каарос (извилистой реки). Еще в 1900 году люди говорили: ”Я иду в Сааре” или “в Каарос”, имея в виду город на острове Кронштадт или город на речке Ораниенбаум. Вокруг Большой Ижоры были лесные покосы, ныне частично заросшие лесом. Они когда — то были распределены между существовавшими общинами ближайших деревень. До сих пор сохранились названия этих покосов, данные когда-то ижорой: Киимо саар, Пи итиля, Рауда хааре, Мязя ярви, Сюрьяж ал и другие. Эти названия дают возможность предположить, чем занималось население. Например, Киимо саар. Киимо в переводе – течка у животных, а саар – остров. Напрашивается вывод, что название дали ижоры — охотники. Здесь на огромном лугу, как на острове, окруженном со всех сторон дремучим лесом, собирались звери во время гона – брачного периода”.

Часть 2.

В Большой Ижоре крестьянские дворы были выстроены в один ряд вдоль обоих берегов оврага на расстоянии одного-двух метров друг от друга, а на дне оврага рядком ставились бани.

Такое размещение первых построек поселения было связано, видимо, с водой. Тогда колодцев не знали, а потребности в воде обеспечивала речка.

Крестьянские дворы на второй стороне улицы в Большой Ижоре появились, скорей всего, намного позднее – на расстоянии нескольких десятков метров друг от друга. Такой вид имели строения крестьянских дворов соседних деревень, что подтверждает их более позднее возникновение, когда уже возникла кое – какая плановость в строительстве и были взяты во внимание вопросы противопожарной безопасности. В прошлом земледелие, как основной вид занятости населения Большой Ижоры, характеризуется двумя периодами развития. В начале XVII века здесь получил развитие уклон на зерновое хозяйство. Выращивались рожь, ячмень, овёс. Но их объём ограничивали размеры пахотной земли и качество почвы. Поэтому производство зерна не имело большого товарного значения, в основном зерно шло на личное потребление. В это время здесь появились риги с гумнами для просушки снопов и молотьбы вручную цепами.

Риги и гумна, их было около 15, были расположены в конце деревни. Они были срублены из осиновых бревен, крыты соломой и обложены камышом со всех сторон для хранения снопов. Остатки этих старых риг были разобраны в годы коллективизации. Такие риги имелись и в ближних деревнях, например, в Красной Горке. Многие деревни их почти не имели или имели считанные единицы. По существовавшему тогда в сельской общине положению каждый член общины был обязан отсыпать из нового урожая определенное количество зерна в общественный амбар на семена или на случай стихийного бедствия. Общественные амбары в Большой Ижоре существовали почти до Столыпинской аграрной реформы. С переходом на отрубное землепользование они потеряли свое значение. Последний из них в деревне Сагомилье продан в 1913 году, в личную собственность одному крестьянину.

К этому же периоду развития зернового хозяйства относится и появление здесь, на Черной речке, мельницы, которая обслуживала потребности населения и дальних деревень. Внешне мельница имела такой вид: на обоих берегах была сооружена высокая насыпь, которая заканчивалась срубами, заполненными камнем. На них был возведен широкий мост. Его в праздничные дни местная молодежь использовала как танцевальную площадку. На правом берегу стояла мельница со всеми хозяйственными постройками и помещением для приезжающих. Здесь же был подъезд к самой мельнице. Выше мельницы был большой глубокий омут, а по обоим его берегам располагались кузнецы Ивана Петровича Карху, Яна Карловича Когера и еще две, владельцы которых неизвестны. Здесь же, вокруг мельничной плотины, располагались десятки бань, топившихся по-черному.

Мельница просуществовала до конца XIX века. С появлением паровой мельницы в Ораниенбауме и ростом потребности в овощах, которые выращивали на площадях, ранее использовавшихся под зерновые, мельницы в Большой Ижоре оказались ненужными. Это привело к сокращению мукомола. К тому же, в ночь на 1891 год мельница по невыясненным причинам сгорела. Хозяин мельницы, очевидно, был так удовлетворен полученной страховкой, что уехал и бросил на произвол судьбы свой жилой дом и хозяйственные постройки. Они около 20 лет стояли заброшенными в итоге были разобраны на дрова. Не стало мельницы, исчезли по ненадобности обе кузнецы, только остатки огромной насыпи бывшей плотины сохранились до наших дней.

После отмены крепостного права в России вторая половина XIX века характеризуется усилением развития капиталистического способа производства, притоком в промышленность свободных рабочих рук и в связи с этим ростом населения городов. Постройка железной дороги Петербург — Ораниенбаум в 1864 году обусловила появление промышленных предприятий в местных городах, рост населения и оживление торговли, а для Ораниенбаума и его окрестностей и рост дачного населения. В этот период, к концу XIX века, сельскохозяйственное направление в Большой Ижоре начинает приобретать новое направление.

На нет сведены посевы зерновых культур, за исключением увеличивающихся посевов овса, расширяется посев культурных трав, резко увеличивается производство картофеля и других овощей, растет количество рогатого скота. По существу запросы рынка местных городов диктуют перестройку сельского хозяйства на новое направление. Муку на хлеб и другие бакалейные продукты крестьяне Большой Ижоры уже приобретают на рынке, в то время как свое хозяйство переводят на производство молочных продуктов и овощей.

Перед первой мировой войной, в 1914 году, в деревне Сагомилье на 22 крестьянских двора приходилось 50 голов крупного рогатого скота, а в Большой Ижоре на 70 дворов – 200 голов, то есть 2 – 3 головы на крестьянский двор. Лошадей держали не более одной на двор, и их общее количество не превышало 90 голов. Овец приходилось по одной – две на овцематки на хозяйство, свиней – по 1 – 2. Все это – только для личных потребностей. Домашней птицы – кур, гусей, уток – в те годы не держали, хотя для этого имелись хорошие возможности. Вопросу содержания скота и обеспечению его кормами на зиму сводилась, по существу, вся летняя сельскохозяйственная работы крестьянина. На корм скоту кроме полевых трав – тимофеевки, клевера, вики и других – скашивали травы речных оврагов, все лесные покосы, принадлежавшие Большеижорской общине. О силосе в те годы крестьяне Большой Ижоры понятия не имели, но картофельная ботва, отава, солома и все прочее шло на корм скоту. Из кормов для скота покупали только отруби и жмых.

Рига с гумном теряют свое прямое значение, центром хозяйственных построек становится сарай. Под летние пастбища для лошадей и крупного рогатого скота использовались заливные луга на берегу и лесные угодья. Весь лесной массив, окружающий поселок Большая Ижора, до Великой Октябрьской социалистической революции принадлежал герцогу Мекленбург – Стрелицкому, который имел в этом районе своего управляющего в лице Пульмана и лесника – объездчика Ушера. Таким образом, крестьянская земля граничила с владениями герцога и была ограничена в своих размерах, а сами крестьяне во многом были в его зависимости. Например, за использование лесных угодий под пастбище крестьяне Большой Ижоры должны были платить герцогу ежегодно за каждую голову крупного рогатого скота по три рубля. Это называлось “прогонными деньгами”, и по тому времени это была немалая сумма. Крестьяне, которые не имели таких денег, в большинстве своем соглашались отработать определенное количество дней на очистке леса под наблюдением объездчика. Летний пастбищный период в Большой Ижоре начинался с Егорьева дня, то есть с 5 мая и продолжался до Покрова – середины октября. Он проходил практически так: ежедневно утром около 3 часов пастух с помощью рожка будил хозяев на утреннюю дойку коров, а в 4 часа собирал коров и выгонял на пастбище в ближний лес. К 12 часам стадо возвращалось в село. После дневной дойки, около 14 часов, пастух снова выгонял стадо на вечернее пастбище на берегу залива, где скот спасался т слепней. В 20 часов стадо возвращалось в село.

Егорьев день отмечался в Большой Ижоре как особый праздник, когда скотина впервые после зимнего стойлового периода выгонялась на несколько часов под наблюдением хозяек. Вплоть до 1900-х годов Егорьев день в Большой Ижоре отмечался и как бабий праздник. Женщины, без участия девушек, в этот день на собранные вскладчину средства накрывали стол. Мужчины и взрослые парни за праздничные столы не приглашались. Исключение составлял пастух, который был героем дня, и его щедро угощали. Слегка подгулявшие женщины, сняв повойники – в старину с открытой головой в деревне женщины не показывались, — ходили группами по улице с песнями и расправлялись с встречными мужчинами, валяя их в пыли, требуя от них “откупиться”. Особенно попадало тем, которые славились своей деспотичностью в семье. В этих действиях проявлялась своеобразная вольность закрепощенной женщины, сохранявшаяся еще с языческих времен. Но все же, главная роль в уходе за скотом в летний период принадлежала пастуху. Поэтому вопрос, кто будет пастухом, был далеко не праздным. Его нанимали с согласия всей общины на сходке. Однако же на эту должность из местных в Большой Ижоре даже самый бедняк не шел. Он готов был идти в батраки и работать почти даром, но не пастухом. Это исходило из-за боязни ответственности за скот и из-за одного названия “пастух”. Поэтому в Большой Ижоре, а также в Сагомилье, в пастухи нанимали в основном приезжих людей. Некий финн, по имени Соломон в Большой Ижоре пас скот ежегодно более 25 лет, пока по старости его не заменил другой, тоже приезжий, Андрей Камша. Пастух Соломон со своим подпаском каждую весну приезжал из Финляндии и возвращался осенью, когда замерзал залив. Он хорошо знал свое стадо, почти каждую корову по кличке, умел ухаживать за больной скотиной, держал в курсе хозяев, когда корова гуляет. Пастух по очереди питался в каждом доме по несколько дней, в зависимости от того, сколько в хозяйстве имелось коров, но ночевал с подпаском только в одном доме. Он спал в избе или в сарае. В доме, где питался пастух, хозяева обязаны были обеспечить его на эти дни едой и верхней одеждой. Сапоги он носил собственные. Во многих домах пастуха кормили лучше, чем ели сами.

Продолжение следует…